Сочувствующие православию
Для начала поздравляю всех православных читателей с праздником Покрова Пресвятой Богородицы.
Теперь же, как подобает, православная история из жизни.
Я заметил, что когда выключаешь диктофон после интервью, собеседник сразу становится если не откровеннее, то хотя бы как-то свободнее. Сглаживаются напряженные черты лица, речь становится простой и естественной, а не выверенной и осторожной. Куда-то девается нарочитая дипломатичность, которую, каждый в свою меру, выражает во время разговора с журналистом.
Так было и в этот раз, когда не под диктофон, лежащий межевым камнем между интервьюируемым и интервьюером, а много позже, уже за чашкой вкусного чая с печеньем, я общался с одним из новгородских батюшек.
Рассказ священника был сколь поучительным, столь и увлекательным:
Было это еще в советское время. Наверное, даже в застойное.
Как-то беседовал я тогда с одним партийным начальником в Новгороде. Работал тот мужчина в обкоме, был уважаемой личностью, фронтовиком. Мне он много рассказывал о войне, о том, что тоже, пусть тайно, и лишь на время, поверил тогда в Бога. На войне, ведь, неверующих нет, все молятся. Не бывает атеистов в окопах под огнем.
И, вот, однажды он попал под обстрел. Да так неудачно — на открытом месте оказался, в поле. Кругом падали снаряды, в бойца стреляли из пулеметов. Видно хорошей мишенью стал он для немцев. Настолько хорошей, что даже головы не мог поднять.
Инстинктивно, лежа под пулями, стал наш идейный коммунист рыть ногтями землю перед собой, чтобы хоть как-то закрыть себя почвой от пуль и осколков. Конечно, не спасло бы это его, если что…
Как можно догадаться, время под обстрелом бежит быстро и сколько в смертельной тоске пролежал наш герой, он сам не знал. Только после того, как все окончилось, посмотрел боец перед собой и увидел две глубокие борозды, вырытые пальцами в каменистой почве. Ногти он все сорвал с пальцев тогда начисто. Земля была перемешана с кровью. Но он остался жив…
Прошел всю войну. Но тогда, под пулями, он сказал себе: «Господи, спаси и сохрани меня!»
Иерей замолчал.
«Он стал верующим?», ложечкой перемешал я чаинки в фарфоровой чашке.
«Ну что вы, нет», грустно улыбнулся пожилой священник. «Но он стал… Как его… Как бы получше выразиться?.. Сочувствующим православию стал, в общем».
После этого рассказа наша беседа предсказуемо перетекла на обсуждение известного социального феномена, когда по статистике, какое-то запредельно большое число жителей нашей страны является православными. На деле же всё совсем не так… На деле же спроси такого православного, когда он последний раз причащался, то в среднестатистической вероятности в ответ получишь столь же недоуменное лицо как, к примеру, на вопрос «Каковы ваши впечатления от недавнего отдыха заграницей?» Те же пять процентов граждан.
И это при львиной доле населения сочувствующего православию, путешествующего заграницу в телевизоре или в интернете, не читающего книги, но знающего по наслышке об их содержании из «Вики».
Что же мешает крещеному стать верующим, а не лишь сочувствующим православию? В советское время с этим было все ясно — существовала реальная угроза поначалу жизни и свободе, а затем, в те же застойные времена, карьере.
Но сегодня что препятствует в воскресенье русскому православному человеку пойти в храм на Богослужение? Лень пассивного потребителя? Неотложные развлечения? Неотложная работа? Искушения? Разочарования?
Как ни странно, большинство из опрошенных мной неохотно, но признаются, что в храм им сегодня мешает идти легкая возможность некоего общественного остракизма*. Самые популярные варианты ответов: «не модно», «знакомые не поймут», «близкие осудят», и даже «стыдно кланяться при всех перед иконой на службе, после того как перекрестишься»…
На самом деле, как говорил герой фильма «Айболит 66»: «Это даже хорошо, что пока нам плохо». Умные, совсем евангельские слова, написанные в застойное, отнюдь неевангельское время.
Легкий общественный остракизм на данном историческом этапе даже полезен. Останутся самые стойкие. Которым перекреститься прилюдно не страшно.
* Остракизм — гонения, нападки.
