Добровольцы: общее дело Донецка, Рыбинска, Старой Руссы и всей России
В составе миссии Русской Православной Церкви помощи больницам Донбасса оказалась научный сотрудник филиала Новгородского музея-заповедника «Музеи Ф.М. Достоевского в Старой Руссе» Наталья Прокопчук. Она поделилась с нашим изданием подробностями поездки.
«Стать волонтером на Донбассе, как мне давно хотелось, было не так-то просто. Через официальные структуры то возраст, то продолжительность пребывания не подходят. Но один способ я все-таки нашла.
Выезды волонтеров вахтовым методом организовал полтора года назад батюшка из Ярославской епархии, из Рыбинска, иерей кафедрального Спасо-Преображенского собора, руководитель отдела по церковной благотворительности и социальному служению Рыбинской епархии Московского патриархата, Иоанн Перевезенцев. Оказаться в числе добровольцев на короткий срок — например, на время отпуска — в госпиталях, принимая из рук в руки раненых, оказалось для меня возможно только через рыбинского батюшку путем оформления необходимых документов, прохождения ускоренных курсов и собеседования. В моем случае, когда я живу в далёком от Рыбинска регионе, достаточно было рекомендации от знакомого священника, который свел меня с уникальным организатором добровольческого движения.
Отец Иоанн Перевезенцев в прошлом практикующий хирург одной из московских больниц. Став священником, он с октября 2022 года координирует и набирает группы добровольцев в помощь больницам Донецка, где волонтеры трудятся на кухнях, в приемных покоях, ухаживают за больными в отделениях. Батюшка для этого сам проводит предварительные курсы подготовки. Он же курирует закупку необходимых вещей: хирургических костюмов, теплых жилетов и носков, каталок, термосумок, костылей. Гуманитарку отправляет с каждой командой, выезжающей раз в десять дней. При этом батюшка успевает руководить курсами сестер милосердия, проводит семинары по актуальным проблемам и не забывает благодарить меценатов и энергичных помощников.
Команда, в которую я вошла, оказалась 57-я по счету. Записавшись еще в ноябре прошлого года, я отправилась в Донецк 21 января. Микроавтобус Ивана Перевезенцева с «доброхотами», как называет нас батюшка, и с гуманитарным грузом стартовал из Рыбинска, собирая попутчиков.
Меня, по договоренности, забрали в Сергиевом Посаде. В состав миссии Русской Православной Церкви помощи больницам Донбасса в этот раз вошли добровольцы из Рыбинска, Ярославля, Костромы и Старой Руссы. Я оказалась в компании «бывалых», которые уже далеко не в первый раз оказывают помощь в госпиталях Донбасса и едут туда они с простым объяснением — «тянет».
Это люди разного возраста от 37 до 60 лет из разных сфер деятельности: парикмахер, администратор хореографического коллектива, научный сотрудник, студентка-медик, экономист, самозанятый… Уже в Донецке к нам присоединились прибывшие второй машиной ярославские священник и индивидуальный предприниматель и инженер из Подмосковья. Встретил нас в клинике «десятый» из команды — послушник из Соловецкого монастыря, оставшийся с предыдущей вахты на второй срок.
Незадолго до прибытия к месту назначения мы остановились в легендарном месте — Саур-Могиле. Это монументальный памятник защитникам времен Великой Отечественной войны, разрушенный современными нацистами в 2014 году. Его восстановили в 2022 году силами Российского военно-исторического общества и Министерства обороны РФ, дополнив объектами памяти погибших участников СВО.
На открытии обновленного комплекса выступал с песней «Поговори со мной, трава» отец Киприан, в прошлом офицер-афганец, Герой Советского Союза, потерявший в боях ноги, но сумевший восстановиться духом и силами, чтобы продолжать воинский долг.
Запись выступления отца Киприана можно посмотреть здесь:
Помню, посмотрев ее, я укрепилась в решении ехать на Донбасс и обязательно побывать на Саур-Могиле.
И вот мы здесь, на месте встречи двух вахтовых команд. Одна закончила работу и пересела в наш автобус, чтобы возвращаться по домам. А мы, заняв их места в машине донецкой скорой помощи, поехали дальше.
По прибытии освоились в двух палатах — для женщин и мужчин, которые нам предоставила клиника. Шестиместная комнатка была тесна, кровати и гуманитарные коробки занимали все пространство. Но, как выяснилось позже, оно нам требовалось нечасто. Все время мы были в работе, отдыхая по 2-3 часа в сутки — кто, когда сможет.
Наша добровольческая помощь была разнообразна: набрать из подвальных резервуаров в пятилитровые пластиковые бутыли техническую воду и развести ее в колясках и на каталках по 11 отделениям четырехэтажной больницы; принести по заказам больных питьевую воду, купив ее в ближайших магазинах; собрать по отделениям и вынести мусор; принять раненых и военных, и гражданских, и оказать им необходимую помощь; развезти больных по кабинетам МРТ и на рентген, вернув их докторам для дальнейшего обследования; сопроводить их в отделения или проводить на эвакуацию; покормить, постричь немощных, выслушать их и успокоить… Одним словом, мы помогали медперсоналу выполнять их функции в современных условиях работы невзирая на усталость.
Раненые, ради которых мы и приехали в Донецк, поступали в основном по ночам — тогда, когда их можно было собрать с мест боевых действий, чем занимаются военные медики. Днем, по рассказам бойцов. под обстрелом противника это сделать крайне сложно.
Оказав первую, необходимую и действительно скорую (а точнее, на скорую руку) помощь, военмедики везли их на «буханках» к нам, чтобы вернуться за новой партией раненых. В условиях боевых действий раненые воины порою сутками находятся в траншеях, окопах или блиндажах. Бывает поступают промокшие и промерзшие. Будущим пациент разрезали штанины и рукава, чтобы освободить раны для осмотра и оказания помощи врачами. Мыли руки и лица, раздевали донага, выбрасывая мокрую, грязную, окровавленную одежду, переодевая в сухое и чистое. Вот когда пригодилась гуманитарная помощь, коробками составленная в коридорах больницы: трусы, футболки, теплые свитера, штаны, калоши на меху, одеяла… И главное, вязаные носочки, которым бойцы и удивлялись, и радовались, чувствуя, как оживают их озябшие конечности. Мы же радовались, что закрома наши полны, и всем хватало с любовью собранных согражданами вещей.
Сегодня, размышляя над необходимостью волонтерской помощи, я с улыбкой вспоминаю один эпизод. Везем мы с коллегой на каталке нагого раненого бойца на процедуру. Старательно укрыли его одеялом, подоткнув со всех сторон, чтобы не мерз по пути по галереям и этажам. Одевать его медсестры пока не разрешили. Но из-под одеяла выбивались его стопы в вязаных носках, которые мы на ходу все-таки ему натянули. Вот ради этого, чтобы бойцы отогревались теплом наших сподвижников, и стоит приезжать на помощь! Сквозь стон от боли ребята нас благодарили. Одни — за теплую воду, которой мы их обмывали, другие — за горячий чай с бутербродами, третьи — за наши ласковые слова и заботу.
В ожидании осмотра бойцы охотно рассказывали, что с ними произошло, и как они переносят условия СВО. Из Красноярска, Иркутска, Петербурга, Бурятии, Коми, донецкие ребята — все в один голос твердили, что сейчас идет противостояние с «птичками» – дронами, напичканными коварными снарядами. И ранения все больше осколочные.
Мы познакомились с военными медиками, доставлявшими нам раненых. Воинственные молодые дамы в тяжеловесных бронежилетах, в карманах которых всё: от ампул–«обезболов» до гранат. Не менее экипированные суровые мужчины. Все они четко формулировали докторам необходимые данные о бойцах, но самих раненых уже мягко ободряли перспективами выздоровления. Один из полевых медиков, Андрей, особенно меня удивил. Он привозил «своих ребяток» будучи сам с тростью и с явными признаками контузии – его лицо нервно подергивалось. Как оказалось, он дважды ранен, пережил госпитализации и… инсульт в свои 37 лет! Но, имея возможность демобилизоваться, уехать домой к молодой красавице жене и малым деткам, он вернулся в строй.
«Как же я их оставлю? – кивал медик на 18-летнего мальчишку с перевязанной рукой. – Нет, мы вернемся уже все вместе, когда вместе дойдем до конца!»
Однажды ночью привезли нам обездвиженного раненого в сопровождении полкового командира и нескольких бойцов. Пострадавший оказался военнопленным украинцем. Как рассказал комполка, его бросили свои и он десять дней пролежал в блиндаже голодный и промокший, пока его не обнаружили наши. В санитарно-пропускном пункте больницы медсестра не захотела к нему даже приближаться, комментируя с донецким говором: «Эти укропы нам с 2014-го покоя не дают!» Но пыхтя и возмущаясь, выполнила-таки свой медицинский долг и с нашей помощью привела в порядок пленного, которого впоследствии эвакуировали спецслужбы.
Женщину, конечно, можно понять. ВСУ и сейчас не дают жителям Донецка жить спокойно. До сих пор в ушах звучит канонада, под звуки которой мы выполняли свою работу.
На улицах не видно детей, не встретишь ни одной собаки или кошки. Накануне нашего приезда случилась трагедия в Текстильщиках – одном из районов Донецка. Пострадавшие на рынке гражданские, те, кто выжил, уже лежали в нашей клинике. А в первый день нашей вахты прилетело и на электрическую подстанцию (долго не было света), и в Куйбышевский район. И снова пострадавшие. За одним я ухаживала, возила на МРТ и по дороге он рассказал, как все случилось.
Пенсионер возился со своим старым проигрывателем на кухне, на пятом этаже. Жена только что удалилась полежать в спальню. И вдруг, хлопок, взрыв и дребезжание стекол в окнах квартиры. Взрывной волной его откинуло с места, а осколком разорвавшегося у дома снаряда рассекло голову. Уже будучи в больнице мужчина не понимал серьезности ранения, надеясь после перевязки вернуться домой. Но оказалось, что у него ушиб головного мозга, гематома и, по словам доктора, угроза жизни. Мужчина согласился на госпитализацию.
Донецкая больница после прилета
Еще один гражданский, пострадавший от этого же прилета, получил ранение, когда шел в магазин с пакетом, зажатым в правой руке. За секунду до входа ему отсекло пальцы. Но донецкие хирурги сумели их пришить, надеясь, на восстановление. Я с трепетом наблюдала, как жена заботливо ухаживает за мужчиной, став ему и правой рукой, и сиделкой. Оба хотели высказаться, пожаловаться на судьбу, на ситуацию и рады были нам, волонтерам, терпеливо их выслушивающих.
Рядом, в соседнем отделении, лежала 28-летняя девушка — жертва того же снаряда. Хирургам пришлось ей ампутировать ногу. Вот так повеселились нацисты. Клиника, в которой мы работали, по словам одного военного, давно «укропами пристрелена». Еще до Нового года во дворе больницы хлопнуло так, что вылетели окна третьего этажа, на стенах и сейчас видны осколочные щербины, на козырьке больничного крыльца до сих пор висят ошметки кровли. В таких условиях приходится работать и жить дончанам с единственной мечтой о скором завершении этого кошмара.
Последняя ночь нашей вахты была особенно тяжелой. Нас военные предупреждали, что будут раненые. И правда, после полуночи один за другим поступали бойцы. Вещей уже не хватало, мы выворачивали последние коробки.
Незадолго до рассвета привели в травматологический пункт двух забинтованных… непальцев. Черные, как смоль, наши контрактники, участники СВО, ни слова не понимали по-русски. Мне нужно было отмыть их раненые руки. Общаясь с ними на ломанном английском школьного уровня, давала команды со словом «плиз»: окунуть кисти в тазик с теплой водой, позволить закатать рукава, обсушить руки сухой тряпкой. Приняв меня за специалиста в английском, рентгенолог попросила помочь выяснить, был ли раньше у одного из непальцев перелом ключицы… Как я не отнекивалась — помочь было некому. И почему-то никто не вспомнил об онлайн-переводчике. Наверное, из-за суеты, спешки и многолюдности. Напряженно вспоминая свой скудный английский лексикон, я стала вслух формулировать фразу «Как давно была сломана ключица?» Но если первую часть я худо-бедно проговорила: «How long has…», то вторую просто выпалила на русском «ключица хрясь!», живописно жестикулируя руками. И раненый понял! Ответил, что три года назад. В эту ночь я окончательно поняла, что английский язык надо все-таки выучить.
Опытные волонтеры меня предупреждали о том, что не нужно принимать всё то, что увижу, близко к сердцу. Чтобы потом не впасть в депрессию от воспоминаний.
В депрессию я не впала. Но как забыть ребят, прошедших через наши руки, с их историями и надеждами? Например, высокорослого парнишку с позывным «Малыш», который мог бы стать профессиональным пекарем-кондитером. Перед отъездом он пригласил всех нас к себе, в «Хуторок Малыша», который мечтает открыть после победы. Или нашего знакомого, имама у себя на родине, который неустанно благодарил нас за заботу. Когда он отогрелся, то сходил в магазин и купил пакет сладостей «для прибывающих братьев, к чаю». Или Юру-Лепса, прозванного так товарищами за громкий голос. Он вежливо и с юмором просил дать ему влажные салфетки «для стратегически важных органов» и все время искал возможность с нами поболтать. Как забыть Бабая, татарина из командного состава, у которого брат погиб на СВО, сыновья здесь же служат Родине. И он, многократно раненый, хозяин большой семьи, владелец подворья со скотом и птицей, всякий раз возвращается в часть, считая делом чести оставаться в строю до конца.
Саур-Могила.
Невозможно забыть докторов, оперативных, умеющих работать командой, переживающих за каждого раненого — и ветеранов, и новичков. Один из них даже извинялся передо мной, волонтером, за просьбу второй раз отвезти на каталке больного на МРТ, потому что был «неординарный случай», собрав к раненому всех возможных специалистов на консилиум. Невозможно забыть ту нагрузку, которой подвержен средний медперсонал. И я рада, что мы смогли им облегчить труд. Потому нас и провожали с объятиями и пожеланиями снова встретиться, снабдив на дорогу жареными пирожками.
Как забыть ту маленькую радость, которую я доставила воинам, раздав им разложенные по пакетикам сухофрукты, заготовленные летом впрок из старорусских яблочек и груш, и привезенные в дорожной сумке — единственное, что я могла позволить взять с собой, добираясь в Донецк на перекладных. На память же о Старой Руссе, в моем лице участвующей в добровольческой помощи больницам Донецка, я подарила клинике икону «Богородица Старорусская», которая установлена в одном из отделений.
Да и самих «доброхотов» забыть невозможно. Удивительные люди! Оставив свои дела, дома и семьи, они отправляются на Донбасс с благословения отца Иоанна Перевезенцева, чтобы не только оказать помощь всем, кто в ней остро нуждается, но и применить свою смекалку и профессионализм. Ксюша из Ярославля первая придумала не выбрасывать грязную обувь, снятую с бойцов, раненых в ноги, а собирать ее в мешок, забирать с собой на стирку и приводить в порядок, чтобы потом в очередную вахту привезти чистые берцы для воинов.
Оксана из Рыбинска в прошлые приезды наладила связь непосредственно с командованием частей, для которых адресно везет гуманитарную помощь и передает ее во время вахты. Олеся, ее землячка, студентка-медик, проявила себя настолько, что ей доверяли некоторые процедуры в реанимационном отделении. Там же желанным помощником был Евгений из Подмосковья, инженер по профессии. Он давно прошел курсы медицинской помощи, имеет опыт обращения с больными и с медицинским оборудованием, поэтому его профессиональные знания и крепкие руки востребованы в каждом отделении больницы. Две подружки из Костромы, Татьяна и Ирина, воцерковленные труженицы, скромно, но со сноровкой не только выполняли функции по уходу за больными, настраивая их на поправку, но и прикупали на свои средства вещи, которых не хватало.
Имена каждого из поступивших в больницу записывали, чтобы молиться об их здравии. И дарили воинам мишуток — мягкие игрушки с письмами от детей. Один из рыбинских священников, отец Александр, сутки не выпускал из рук руль — вез команду волонтеров и дополнительный гуманитарный груз, который распределил, разгрузил по адресам. Одним из первых бежал к воинам для их транспортировки, помогал во всех работах и днем, и ночью, успевая даже окрестить бойцов, проявивших на то желание. Не отставал от него земляк Анатолий, которому пришлось неоднократно выполнять неприятную миссию — сопровождение погибших в морг. И совсем удивителен своей неутомимой потребностью оказывать помощь Вадим, послушник Соловецкого монастыря. Пребывая две вахты подряд, он хотел бы остаться еще. Но вынужден был завершить эту миссию, чтобы успеть вернуться на Соловки, пока для этого есть транспортная возможность.
И вот что удивительно. Людей, сплоченных общим желанием бескорыстно вносить свою лепту в сложной для России ситуации, на самом деле немало. Об этом говорит тот факт, что запись на очередную вахту добровольцев идет за месяцы вперед. Уже и апрель занят. А помощь волонтеров, физическая и гуманитарная — показатель не проблем нашей армии, а объединенного желания соучастия в общем деле ради мирной жизни».
