Архивы раскрывают тайны: село Смурино и его хроникёр

В хранилищах государственных архивов Новгородской области — сотни тысяч документов. Прикосновение к каждому вызывает трепет сопричастности подлинной человеческой жизни, закончившейся десятилетия, а может быть и столетия назад, но готовой говорить с нами, живущими сегодня. «53 новости» и государственные архивы Новгородской области публикуют цикл очерков, который может стать бесконечным. Бесконечным, как судьбы людей, стоящие за длинными номерами и шифрами «единиц хранения». Возможно, генетический код нашей земли вписан в них…

Запись о смерти П.В. Засодимского в метрической книге церкви Успения Пресвятой Богородицы за 1912 год. (ГАНО. Ф. 480. Оп. 6. Д. 157. Л. 116об. – 117).

Литературная карта Новгородской губернии и области связана со многими именами. Но некоторые из них неизвестны широкому кругу читателей. Например, Павел Владимирович Засодимский. Он принадлежал к писателям-семидесятникам народнического направления и сотрудничал с такими крупными изданиями XIX–XX веков как «Дело», «Русское богатство», «Отечественные записки». В своем творчестве Павел Владимирович отражал крестьянский и городской быт. В этом ему помогало знание народной жизни и сочувствие обездоленным.

Местом рождения писателя является Великий Устюг, но значительная часть его жизни прошла в Новгородской губернии. С 1872 года проживал в деревне Большие Меглецы Николо-Мошенской волости Боровичского уезда и работал в школе для крестьянских детей. В это время им было написано наиболее значительное произведение — роман «Хроника села Смурина».

Зарисовки романа были узнаваемы для местных жителей: «Двести смуринских дворов расположены по обоим берегам реки Вожицы, через которую в самом селенье перекинут мост, утвержденный на огромных серых камнях и устланный сверху соломой и прутьями. Левый берег, густо застроенный, покрыт почернелыми, низкими, набок скривившимися избами с соломенными кровами. На противоположном берегу красуется ряд новых, высоких двухэтажных домов с тесовыми красными кровлями <…> Эта часть села называется Закручье».

Еще одна цитата: «Смурино испокон веку занималось кузнечным ремеслом, и именно гвоздарною отраслью этого ремесла. Земледельческое Смурино обратилось к промышленности, вероятно, вследствие малоземелья, да и потому еще, что земля-то большею частью уж шибко плоха — каменистая да глинистая и в засухи дает такие трещины, что ребенок может в них проступиться по колено. Только трудно сказать, почему предки современных смуринцев избрали для себя средством к жизни именно кузнечное мастерство: железо вблизи нигде не добывалось, а привозилось с далекого Урала».

Но не все соглашались с тем, что в своем творчестве писатель отразил действительно реальную картину. Боровичский писатель Владимир Краснов, автор яркой статьи о Засодимском и его книге, опубликованной в сборнике «Новгородский край в русской литературе», не узнал в этих описаниях родных мест и даже упрекнул романиста в тенденциозности: «Политические игры, которыми развлекалась либерально-демократическая интеллигенция тех лет, создавали своеобразную моду на крамолу в отношении государства, на рассуждения о страданиях народных, которыми тешили себя молодые люди из разночинцев и дворян, имея о предмете разговора подчастую весьма туманное и приблизительное представление, почерпнутое не столько из жизни, сколько из журналов и газет».

Народник Засодимский описал не тех крестьян, с которыми он познакомился в Боровичском уезде, а борьбу условных «жирных, кровожадных, как клопы» кулаков-мироедов (Григорий Прокудов, Кузьма Чирков) с крестьянами-активистами Дмитрием Кряжевым и Василием Кремневым. Меглецкие впечатления в «Хронике» нужно искать в бытовых зарисовках, далеких от основной сюжетной линии. Ограничимся одним показательным примером.

Учитель недавно открытой смуринской школы Верхозов посетил школу в соседнем селе Красные Горки (там преподавал Семен Васильевич). На открытом уроке речь зашла о классической басне Ивана Крылова:

«- Скажи «Стрекозу и Муравья»! – приказал Семен Васильевич, беря ласково мальчугана за плечо.

Тот отбарабанил половину басни без запинки, но вдруг остановился и ни тпру, ни ну, в смущенье, может быть, от необычной учительской ласки.

— Хорошо же ты знаешь! А сколько раз учили эту басню, а? Все еще не вытвердил! Нехорошо! Ленишься! – умеренно-строгим тоном заметил Семен Васильевич. – Садись!

Ученики с изумлением переглянулись: Терешка по такому случаю не заполучил на этот раз затрещины, хотя по всем их соображениям затрещина следовала Терешке.

— Не угодно ли вам что-нибудь спросить? – с достоинством предложил учитель Верхозову, усаживаясь в сторонке на подоконник.

— Пожалуй! – согласился тот и обратился к одному из заплаканных мальчиков: — Скажи мне: хорошо ли сделал муравей, что не накормил и не пустил обогреться к себе в муравейник стрекозу?

Ведь у него место было, корм лишний тоже был… Муравей ведь запаслив!.. Ну, что же! Хорошо он сделал?

Мальчик встал и, широко раскрыв глаза, смотрел на смуринского учителя.

— Добрый ли это муравей, или злой, а? – мягко пояснил Верхозов.

— Добрый! – сказал мальчик с заметной нерешительностью, причем Семен Васильевич самодовольно ухмыльнулся, словно хотел молвить: «Знай-де наших!»

— Почему же он добрый? – спросил Верхозов, задумчиво взглядывая на мальчика.

— А попрыгунья-то стрекоза ничего не собрала про запас… Так ей и надо! – запинаясь и после долгого колебания ответил мальчуган.

— Вы так думаете? – спросил Верхозов другого мальчика, который смотрел необыкновенно бойко и смело.

— Муравей злой… злюка… — ответил тот, встряхивая сильно волосами.

— Пожалуй, что и так! – промолвил Верхозов».

Ученики заспорили о диалоге двух аллегорических героев:

«…Я без души

Лето целое все пела». –

«Ты все пела? Это дело:

Так пойти же попляши!»

Окончание басни — многозначно. Слова Муравья справедливы, но одновременно — жестоки: они обрекают праздную Стрекозу на неминуемую гибель.

«Его <Крылова> басни отнюдь не для детей <…> Его притчи — достояние народное и составляют книгу мудрости самого народа», — писал Николай Васильевич Гоголь. Заострим это наблюдение.

У русского народа множество пословиц, поощряющих труд: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда»; «Без дела жить — только небо коптить»… Но есть и пословицы с противоположным значением: «Работа не волк — в лес не убежит»; «Как ни мечи, а лучше на печи»; «Пилось бы да елось, да работа на ум не шла» — правда трудолюбивого Муравья перекрывается правдой праздной Стрекозы. Крыловская басня оказалась сложнее, чем методические рекомендации для школы, которых придерживался Семен Васильевич. Талантливый учитель Верхозов показал, что в стихах воссоздалась сложность действительной жизни.

Письмо Боровичского уездного предводителя дворянства И.И. Аничкова новгородскому губернскому предводителю дворянства П.П. Голицыну с сообщением о похоронах П.В. Засодимского. (ГАНО. Ф. 326. Оп. 1. Д. 226. Л. 1).

С 1908 года Засодимский проживал в том же Боровичском уезде, сначала в усадьбе Жадины, в трех верстах от Опеченского Посада, а в 1911 году приобрел дом в самом Посаде. Там 4 мая 1912 года он скончался и был похоронен, о чем свидетельствует запись из метрической книги приходской церкви Успения Пресвятой Богородицы. Сохранилась и могила писателя, и купленный им дом, в котором он проживал в последний год своей жизни.

Анатолий Вячеславович Кошелев, старший научный сотрудник отдела использования документов Государственного архива Новгородской области