Дмитрий Иванов (Бардымский). «Рок над Северной Пальмирой». Андрей Тропилло
«53 новости» продолжают публиковать книгу известного новгородского музыканта Дмитрия Иванова (Бардымского) «Рок над Северной Пальмирой. Интервью, лирические отступления». Предыдущие главы вы можете прочитать по этой ссылке.
Андрей Тропилло. Его миссия, проекты и личный творческий вклад в развитие дополнительного образования детей и юношества (декабрь 2007-го года)
Если Владимир Рекшан является «живым классиком», то Андрей Тропилло, в свою очередь, является «живым персонажем» его литературных произведений. Речь идёт о повести Рекшана «Ересь», где Тропилло – прототип главного героя повести. И на самом деле Андрей – личность яркая и совершенно неординарная.
Вот что пишет о нём другой писатель, Александр Житинский, в своём музыкальном романе «Второе путешествие рок-дилетанта»:
«Для тех читателей, которые не знают, кто такой Тропилло, я представляю его. По образованию физик, Андрей Владимирович всю жизнь занимался странными и фантастическими проектами, связанными с музыкой (причём не только с рок-музыкой, его интересует, скажем, и русская хоровая музыка).
Он широко известен как звукорежиссёр целой серии магнитофонных альбомов, сделавших славу русскому року и записанных полулегально в студии Дома пионеров и школьников, где Тропилло работал в начале восьмидесятых. С наступлением эпохи гласности некоторые из этих альбомов были переизданы «Мелодией».
Последнее время Тропилло был занят осуществлением звукозаписывающего проекта, связанного с выпуском кассет. Он создал любительское объединение «Магнитная запись» при ЛМДСТ и выпускал компакт-кассеты, которые изготовлялись в Польше. На этикетках – знак фирмы «АнТроп», что можно расшифровать и как «человек» (греч.), и как «Андрей Тропилло». (Александр Житинский; «Второе путешествие рок-дилетанта». Санкт-Петербург: Амфора, 2007).
Вот ещё одна небольшая выдержка из этой книги:
«Мы отправились из студии грамзаписи в пивной зал на Пушкинской улице. В очереди Тропилло знакомился с разными людьми, пересыпая знакомство анекдотами. В пивной зал мы вошли уже компанией, в которой было много командировочных. С ними Тропилло на моих глазах заключил несколько сделок на поставку полистирола и леса в Польшу на бартерной основе. Я не очень понимал, что такое «бартерная сделка», но уверенность с какою Андрей оперировал терминами и номерами постановлений правительства, не могли не восхищать».
Итак, в начале 80-х годов прошлого столетия по неведомым подпольным каналам начали расходиться магнитоальбомы с записями отечественных групп. Популярности таких групп, как «Машина времени», «Аквариум», «Кино», »Зоопарк» и пр. способствовали не только и не столько их концертные выступления, которых в то время было очень мало, сколько эти записи, причём записи хорошего качества. И это произошло благодаря Андрею Владимировичу Тропилло, который оказался в нужное время в нужном месте, удачно сочетая в себе подвижничество с рассудительностью и творческую активность с деловой хваткой и практицизмом. Как же ему это удалось?
Наша беседа состоялась в декабре 2007 года.
— Андрей, та студия при Доме пионеров, которой вы когда-то руководили, была музыкальной или радиотехнической?
Андрей Тропилло (далее А.Т.): Это была студия звукозаписи и звукорежиссуры. Она была и музыкальной и радиотехнической. Те дети, которые в техническом отношении были абсолютно бесперспективны, обучались игре на классической гитаре. Я сам много лет преподавал классическую гитару (Каркасси, Карулли и прочее). Ну, и давал какие-то элементы ритм энд блюза.
Дом юного техника был городской, но он был приписан к Красногвардейскому (бывшему Калининскому) району. Я набирал по городу детские музыкальные группы. Одни ребята записывались, другие их записывали. Кто-то приходил, чтобы просто переписать какие-то программы. То есть студия была очень разносторонней.
Была, к примеру, группа «Младшие братья», в которой официально числились ребята школьного возраста, а на занятия приходили юниоры, которым было уже за 20. Телеведущий Саша Лушин, муж Ольги Пивоваровой (группа «Колибри»), которая недавно погибла, это как раз один из «Младших братьев». Его старший брат, Витя Лушин, сейчас живёт в Нью-Йорке и ведёт там передачу »Говорит Смольный». Так что студию, в которой занимались дети, можно было бы назвать клубом по интересам. Кто хотел записывать – записывал, кто хотел играть – играл, кто хотел петь – пел.
Федя Чистяков (группа «Ноль») ходил ко мне с седьмого класса, Алексей Вишня – с пятого класса. Алексей записывал у меня свои песни. Я объяснял ему, что такое звук, что главный инструмент всех времён и народов – это ухо. Именно в ухе все звуки, даже негармонические, соединяются между собой и сливаются в консонанс, например, сигнал генератора. Ухо – настолько нелинейный элемент, что оно соединяет всё. Помимо этого я давал ребятам знание основ музыкальной грамоты. В результате этого учебного процесса из студии вышли самобытные музыканты: Федя Чистяков – русский рок на баяне, Лёша Вишня, Глеб Марочкин и группа «Опасные соседи», Лёша (профессор) Лебединский.
Приманкой для ребят служило и то, что на студии записывались полуподпольно группы, которые и сегодня кажутся легендарными: «Кино», «Аквариум», Майк Науменко, Сергей Курёхин, Костя Кинчев. Ребята их видели, им было это интересно. Можно сказать, что клуб был рок-н-ролльный. Это был конец 70-х – начало 80-х годов, время рок-н-ролла. Может быть, в мире рок-музыки ничего лучше и нет, чем то, что создано с 1966-го по 1973-й год. Всё остальное – это отрыжка, как я считаю. И как мы не крутимся, всё время возвращаемся туда.
— Вам одному из первых удалось качественно записать русский рок. Как технически получилось это сделать?
А. Т.: Не одному из первых, а одному и первому. Рок-н-ролл до меня никто не писал. Ну, какой это рок, ансамбль «Пламя» или «Песняры»? Это был бит с элементами «совковой» песни. Я же занимался именно рок-н-роллом, потому что знал, как он к нам пришёл с Запада.
В отличие от джаза, рок пришёл к нам через язык, и поэтому вначале был адаптирован язык. Здесь я могу назвать двоих людей – это Борис Гребенщиков и Майк Науменко. Они вначале адаптировали весь символический язык рок-н-ролла, западный. Вначале это вообще были песни – двойники западных. Затем этот символический язык они стали использовать уже для своих песен. Затем у них появились подражатели, в хорошем смысле этого слова: Витя Цой, Миша Борзыкин, Костя Кинчев…
Как удалось записать? Я изучал техническую литературу и использовал студию как некую лабораторию, где в качестве подопытных были наши музыканты. С 1976-го по 1982-й год я проводил практически все подпольные концерты в городе и пытался иногда их записывать. Ни разу не попался. Мы обычно знали, кто «подстукивает», сообщали ему о каком-нибудь другом месте. Туда приезжало «вязалово», а там ничего нет. Наши компетентные органы потому рок-клуб и открыли, что контролировать это было невозможно.
Деньги, полученные от подпольных концертов, я полностью тратил на покупку микрофонов, пультов, стоек, усилителей, контрольных агрегатов. Когда я стал работать в Доме пионеров, то оборудование свёз туда. Вся аппаратура студии была моя. До этого я пытался построить студию на психфаке университета, но из этого ничего не получилось. В Доме пионеров можно было пытаться получать шефскую помощь от профессиональных студий и Дома радио. А в то время студии почему-то не любили столь популярные сейчас ламповые микрофоны и отдавали их мне. Я доводил их до ума, ремонтировал и использовал при записи.
Первое время мне очень помогала ленинградская «Мелодия» и её главный инженер Лидия Павловна Кобрина. Там же я познакомился с Юрой Морозовым, он работал звукоинженером. У них на студии был небольшой мобильный узел для выездной записи. Там был хороший пульт и два хороших магнитофона. Мне давали его на лето, и я доделывал то, что накопилось за зиму. Я обменивался опытом. Мне очень помог ведущий звукорежиссёр города Витя Динов. Некоторые завершающие этапы звукозаписи доделывались мной на «Мелодии».
Я подошёл к этому делу профессионально и никогда не пытался что-то писать на бытовые магнитофоны. Первые записи я начал делать на монофоническом ламповом магнитофоне, на 38-й скорости. На этой скорости при записи наложением получается естественное звучание высокого качества.
Вначале записывалась «болванка» – это ударные, бас-гитара, ритм-гитара. Второе наложение – это соло, подпевки, и третье – основной голос. Но бывало, все партии записывались с одного раза. На альбоме «Табу» есть песня «Сентябрь». Она записана без наложений. Музыканты находились в разных комнатах, но всё исполнялось одновременно. Я старался писать в два наложения, хотя иногда приходилось писать в три. Иногда я пользовался передвижной 24-канальной студией московской фирмы «Мелодия». На этой студии доделывались такие записи как: альбом «Радио Африка»; альбом «Странных игр» «Метаморфозы»; альбом группы «Мануфактура» «Миллионный дом» и многое другое.
Я не торопился, много экспериментировал, поэтому что-то и осталось. Мне помогали другие кружки, например, авиамодельный. Обычно взрослые музыканты приходили ко мне через него, минуя вахту. Иногда записи производились по ночам. В общем, было такое тайное сообщество, и оно работало вполне хорошо. Но потом пришла Перестройка, пришла новая метла. К нам пришёл наш куратор и сказал: «Вы эту богадельню заканчивайте». Мы только сделали ремонт. Костя Кинчев покрывал лаком полы, группа «Телевизор» пробивала стенку для вентиляции, Боря Гребенщиков там что-то красил. Всё сделали и тут меня вышибли. После моего ухода занятия в студии прекратились. Помещение было сдано в аренду компании, которая торгует необработанными полудрагоценными камнями. Студия просуществовала с 1979-года по 1986-й год.
Первый альбом «Машины времени» «День рождения» я скомпоновал в 1979-м году из записей репетиций ансамбля и записей концертных. Александр Кутиков работал в Москве на студии ГИТИСа, и кое-какие секреты звукозаписи я позаимствовал у него.
— Творчество каких музыкантов, из тех, кого вы записывали, нравится вам самому?
А.Т.: Я не делал ни одной записи, которые мне не нравились. Есть просто фундаментальные записи, которые мне очень близки. Это ранний Майк, Боря Гребенщиков, ранние — «Алиса», «Странные игры», Цой, «Пикник», «Мифы»… Первый сольный альбом Макаревича как барда я записал в 1982-м году. «Машина» уже выступала легально. В её составе были уже Подгородецкий и вся эта «шушера». Вообще, я считаю, что падение «Машины времени» началось с песни «Поворот». Потому что более гадкой песни нет, и она совершенно не вписывалась ни во что. А потом всё так и пошло косо, криво. Макаревич это тоже почувствовал. И вот, как-то однажды я хотел снять сеанс в кинотеатре «Аврора» и сделать вместо него выступление Макаревича как барда. Но за полчаса до концерта приехали КГБшники и всё запретили. Мы приехали в Дом пионеров на ул. Панфилова, д. 13 (кстати, Панфилов – настоящая фамилия Кости Кинчева) и там записали этот альбом.
Очень хороший концертный альбом «Машины» «Маленький принц» я записал, воспользовавшись передвижной студией фонографической лаборатории. Он обошёл половину страны. Потом Макаревич с Кутиковым выкупили его у меня, сказали, что выпустят, но до сих пор так и не выпустили.
— Слушаете ли вы новинки отечественной и зарубежной музыки?
А.Т.: Слушаю, но не всё, а то, что само ко мне приходит. Я очень люблю Тома Уэйтса. Выходит новый альбом, я его слушаю. Но на Западе сейчас хорошей музыки тоже не так много. Я вообще плохо отношусь ко всяким «хаусам». Я люблю живую музыку, хотя иногда получается хорошо, когда добавляют немного электроники, как краску. Барабаны я тоже писал практически всегда «живые». Получалось очень хорошо потому, что за неимением хороших динамических микрофонов я писал ударные на конденсаторные.
— Кто из современных музыкантов нравится вам?
А.Т.: Во-первых, Боря Гребенщиков ещё никуда не делся. Юра Ильченко выпустил два альбома. Это настоящий ритм энд блюз, это настоящий наш Фрэнк Заппа, даже, может быть, и лучше. По сравнению с ним все наши остальные гитаристы просто дети. Есть масса молодых групп, которых я поддерживаю, например, группы «Мамай», «Облачный край», «Третья мировая весна», «Пложе». Я могу долго перечислять, но это вряд ли вам о чём-то говорит, потому что мы живём сейчас в вакууме. И цензура теперь гораздо жёстче, потому что она экономическая и бескомпромиссная. Денег проплачивать за эфир у меня нет. А так существует много хороших групп.
Лично мне кажется, что на сегодняшний день пальма первенства поэта и рокера принадлежит Алексею Никонову из группы «Последние танки в Париже». Более актуальной музыки я не знаю. Я не знаю, как прорвать информационную блокаду, возможно, через интернет. В настоящее время я владею заводом, но это ничего не даёт. Может быть, я сделаю так: буду выпускать только дорогие, хорошо оформленные альбомы, а весь остальной архив выставлю в интернет. Слушайте, господа! А «девочки-родилки» и «мальчики-пушечное мясо» пусть слушают «Зверей», «Би-2», Билана. Всё равно от них толку никакого нет. Мне кажется, что сегодня снова идёт возрождение рок-н-ролла.
— Вы не считаете, что русский рок умер?
А.Т.: Нет, просто многие авторы перестали быть актуальными, хотя исторически они остаются значимыми. Но появилось множество новых групп. Мне ежедневно приходит изо всей России до десяти альбомов, и половина из них хорошие. Есть потенциал, есть душа, есть энергия. Но, повторяю, существует экономическая цензура, и в этом виноваты люди, ответственные за культуру. В этом отношении в Советском Союзе дело было поставлено гораздо лучше. Люди, пришедшие к власти, разрушили не только экономику, но и культуру, а ничего нового взамен не создали.
— Вы не считаете, что рок-музыка устарела, и новое поколение могло бы выдумать что-то принципиально новое?
А.Т.: Я уже говорил, что считаю, что к 1973-му году всё уже было сыграно. Сейчас на Западе в радиоэфире весь хороший джаз, рок, этническая музыка составляют не более 4-х процентов студийного времени, а 96 процентов — это музыкальный мусор, предназначенный для домохозяек. А у нас мусор — 100 процентов. Хорошая музыка есть, и тот, кто хочет, до неё достукивается по интернету, но таких желающих при нынешнем уровне жизни и образования становится всё меньше. Всё это общий кризис капитализма. А кризис — это очень хорошая питательная среда для создания рок-н- ролла. Пока будут проблемы, будет и рок-н-ролл.
— Расскажите о своей сегодняшней студии звукозаписи.
А.Т.: Я пишу в основном бесплатно, коммерческих записей у нас мало. Мы никогда не пишем «попсу», мы не пишем электронную музыку, даже за деньги. Расценки у нас самые низкие в городе. Студия располагает пятью изолированными комнатами, то есть мы можем записывать сразу пять партий одновременно. Мы производим выездные записи. Я выпустил несколько пластинок с фестивалей Сергея Курёхина. Озвучиваем фильмы.
— У вас никогда не возникает желание снова сесть за пульт и записать что-нибудь глобальное?
А.Т.: Возникает. Больше того, я иногда, крайне редко, сажусь за пульт. А недавно меня посетила знаете, какая мысль? Я решил записать свой сольный диск.
***
На сегодняшний день автору этих сток неизвестно записал Андрей Тропилло свой сольный диск или нет. До него дошёл неподтверждённый слух о том, что у Андрея были какие-то неприятности, связанные со студией, отдалённо схожие с теми, которые задолго до этого описал в своей повести Владимир Рекшан (то ли в шутку, то ли всерьёз говорят, что Рекшан обладает даром предвиденья). Однако жизненный опыт показывает, что Андрей Тропилло всегда выходит победителем из любой жизненной ситуации и не только на страницах книг, но и в реальной жизни.
Фото: wikimapia.ru, wikireading.ru (А. Усов), wikipedia.org, nightflight.com, fb.ru; открытые источники сети
