«Кольца неизведанной силы». Оля Арбат о том, что больше всего понравилось на «Царь-Сказке»/Kingfestival
Рождество, конец девятнадцатого столетия. Русский писатель Антон Чехов очеловечил чувства безродной дворняги. Сочинил, что она – верная самка, владелец всех подобающих созависимому существу чувств. Представьте, что было бы, если вместо Каштанки писатель придумал Каштана?
Пардон, кобеля. Педагогическая опора мировой литературы в лице короткой трогательной истории о животных рухнула б в одночасье. Баварский театр «TEATER MUMMPIT», когда-то передвижной на протяжении больше двух десятков лет, проиллюстрировал душевные скитания животного с пониманием понятия скитальчество.
Строго говоря, Каштанке по сюжету сразу повезло, что ее не бросили в реку злые дети или не убил управдом. Судьба актуализирует, а художник спектакля визуализирует женскую участь – потеряшке дают приют, не дав настрадаться под забором. С этого момента Чехов мог бы любоваться, как звериная басня превращается в цирковое полотно. Свинья Хавронья, гусь Иван, неунывающий котище Тимофей – специалисты по виртуозным трюкам. Как задуть свечу, пройтись в нескладной розовой пачке, прыгнуть в огненное кольцо – вот какая чудесная участь заготовлена новобранцу Каштанке.
В точке, когда Каштанка должна в силу отсутствия выбора принять новые устои, ощутить себя не постояльцем, а членом семьи — настоящая трагедия. Так бывает у детей, когда им нужно принять условия сообщества, без которых немыслимо моральное выживание, у взрослых, когда нам совершенно необходимо покинуть пресловутое нажитое, удобное прошлое.
Каштанка непринужденно совершает попытку интеграции – именно бранясь и ссорясь можно найти ключ к пониманию партнера: так собака включается в игру сообщества честной звериной компании.
Каждый из героев вынужден параллельно развоплощаться, чтобы провести персонажей по лестнице острых звуков, шероховатостей, которые добавляют объема пьесе с помощью трубы, гитары, контрабаса и флейты.
Музыкальные инструменты на сцене немецкой «Каштанки» — штангенциркуль, высокоточно измеряющий хроническую трагедию спектакля шагами и скрипами, царапающими тонкие лепестки душевной материи, одновременно уютно баюльными, как светлое крыло Ивана Ивановича, отдавшего жизнь в качестве расплаты за то, чтобы читатель и зритель вовремя опомнился: Чехов, наделивший душой бездушных тварей, писал — о человеке.
Ожидание. Одиночество. Встреча. Пробуждение. Наши внутренние тени, состояния, наши глубинные сезоны. Знаменитая короткометражка Ламориса «Красный шар» неожиданно находит визуальный отклик на открытии «Царь-сказки» в постановке Яны Туминой «Я Басе», «Упсала-цирк», Санкт-Петербург.
Животворный красный открывает постановку, которую можно видеть как мазок, и как родство отдельных элементов. Особенно выделяется яркая интенсивная часть финала, где под тончайшим шелковым куполом реализатор представляет жемчужин – юных актеров, нагруженных средой и данностью, которую мы представляем неодинаково. Речь идет о детях с синдромом Дауна, которые сразу в нескольких реальностях взращивают внутреннего поэта.
Нежный цвет пепельной розы постановки подчеркивает хрупкость существования внутренней и внешней поэтики движения: широко закрытыми глазами мы видим картину сдержанных жестов, которая – не смею догадаться – юным актером просматривается как полет на связке воздушных шаров, словно в фэнтези «Красный шар» Ламориса, нежном, притягивающем волшебство.
Невозможно отделить науку Басе, обладающего прочным внутренним зрением, уходящего под парусом Вечности, немного подранным и неаккуратным, как жизнь, невозможно отделить от восприятия близости боли такой силы, которая из вавилонской башни отчаяния обретает отчетливые очертания шанса, других возможностей и ключей от замков, о которых нам – только мечтать.
«Пинг» Эстер де Кенинг из Нидерландов – смешной и умный. Пинг – недалекая, заурядная девочка из провинции. Разумеется, жизнь ей самой представляется полной преувеличенных приключений. Ее бытовая действительность абсурдна: с инфантильным отцом они питаются хлебом и маслом, полезную фасоль для них готовит по вторникам и четвергам соседка-полицейский Тус, а в бассейне у бабушки с дедушкой Пинг плавает по выходным. Только по этой причине немного отлегло в финале, – ну, хотя бы не в приют – когда отца Пинг обвиняют в продаже наркотиков, и ребенок остается на попечении старших родственников.
Родственнички, конечно, блистают. Мамаша – бабочка. Она годами – Пинг ведь подросток – изводит мужа, – и в этом они друг друга идеально дополняют, – которого ненавидит, но терпит. Родители регрессируют и становятся аутистами: общаются междометиями.
Пинг взрослеет: у нее хороший уровень лексики, адекватные своему развитию запросы мирозданию и здоровое чувство юмора. Но так как дражайшие родители не могут внятно: излагать, нести ответственность, словом ничего не могут, не умеют и не хотят, кроме как найти себя в этом океане возможностей, Пинг в плане зрелости становится на первую линию. Бедная девочка. Она в себе уже была, но жесткий мир взрослых уродует это тонкое душевное состояние, которое и заменяет ей процесс воспитания. Бабушка с дедом – те еще паразиты. Скорее всего, это психопаты, которые воспитали Энн, мать девочки так, что брак с нелюбимым Фрэдом стал отчаянным неуверенным шагом из огня да в полымя. Неизвестно, но возможно, Пинг – не самый желанный, а случайно получившийся ребенок. Не известно, но очевидно.
Основная проблема персонажей – полное отсутствие корней. Но при этом они не люди мира, хотя Энн, рванувшая в Мексику, видимо считает, что этот так, и что это ее первый осознанный поступок. То, что Энн переходит без паузы из одних отношений в другие и наивно полагает, что предоставляет дочери выбор с кем остаться – с нестабильной матерью в Мексике или дома с любимым, но неприспособившимся к жизни отцом, настолько эгоистично, что даже не ясно, почему зрители смеются в самые острые и жуткие моменты. Но это, действительно, смешно.
Эстер де Кенинг – автор и исполнитель пьесы – разнообразно и подробно выписывает образы героев телесно и тембрально. Тщательно отобраны жесты для мира подростков и раздражающих, суетящихся взрослых. Смешно. И горько, потому что невероятная фантазия Пинг не позволяет ей прожить трагедию потери отца в море и матери, покинувшей континент, в полной мере.
Бестолковые родственники-попечители вряд ли отведут ребенка к психотерапевту. И Пинг остается только мечтать, строить фантомный забор, который отделяет ее прекрасные мечты от холодного зеленого моря реальности, человеческого равнодушия, неосознаваемых проявлений скотства и безответственности взрослых по отношению к детям.
У героини моно-спектакля Кармен Прижо из «Шеи жирафа» с предыдущей «Царь-сказки» хотя бы был обоснованный взгляд на эволюцию, как основание для выстраивания отношений с дочерью-подростком эмоционально отстраненно. У родителей Пинг нет ничего, даже мозгов.
Так и не поняли, что братья! Обидно, но ладно. Шумный, очаровательный спектакль датчан «Соло для двоих» — о любви к музыке. Разлученные в детстве братья когда-то написали одну на двоих пьесу во время болезни. Еще у Агот Кристов мы выяснили, что воплощенное гиблое дело двумя мальчиками – клятва на крови. Спустя миллион лет они встречаются: толстый и тонкий, и лучше этого ничего не могло произойти.
Здесь не музыка ведет, а зажигательное соло, которое вырывается то пламенем, то шумом микроволновки из кофра контрабаса. В нем еще умещаются: национальный футбол, стирка-сушка белья, медные тарелки всех калибров, горы фаст-фуда и прочие полезности.
Маракасы выходят замуж за флейту, не могут в этот день прийти на репетицию и другие инструменты, но это ничего не значит: для этих двоих нет ничего невозможного.
Мягкий юмор, изящные цирковые трюки, и два прекрасных шоу-мена – они пока не поняли друг друга, ведь «мой брат играл на гитарине», но они вместе! И дарят нам такой театр, который необходим каждому: умный, добрый и незабываемый.
Национальный театр республики Карелия, Петрозаводск, в семидесятый раз поставил «Сын-медведь», это случилось на новгородской сцене. Это — «Финист ясный сокол» и «Волшебное кольцо» во главе с главным карельским дементором Сюятар.
Только русские сказки могут подготовить женщину к испытаниям. Только русскому человеку, пусть даже царь, придет в голову загадывать дворец, мост с колоннами и драндулет, чтобы все, как у нормального пацана. Боже, царева дочь искала медведя почти двадцать лет! Даже не смешно. Но мало ли дел на свете.
Свистульки и йоухико, природный орнамент костюма и сцены, заговоры и жребий — прекрасное, дышащее продолжение #Kingfestival «Сын-медведь» — именитый спектакль, удостоенный самых высоких премий в театральном мире. Но история его создания – отдельная высота.
Все, что мы слышим в постановке на вепском, финском, карельском – многолетняя работа этнографов. Это – народное достояние, устное народное творчество, которое сегодня говорит с детьми на одной ступени без научного снобизма.
У художественного руководителя Вячеслава Полякова есть еще один шедевр для детей – пушкинская «Сказка о попе…», сыгранная на бочках языком рэпа. И, хотя в своем отечестве и гремит слава этого спектакля, петрозаводский зритель – северно сдержан. Новгородцы же дважды посмотрели замечательную «Сын-медведь» с чувством абсолютной благодарности.
Возможно, дело в том, что фольклор трудно выдерживать на первом плане, и тогда мы просто все отпускаем и наслаждаемся прекрасной эко-картинкой, причудливыми свистульками, родственными гуслям – кантеле. Нанизываем на стержень существования стежки памяти; и я ясно вдруг вспоминаю, что мой предок — дед по отцу родился в Лодейном Поле, там где, заговоры и древесные кольца обладали неизведанной силой.
***
От редакции. Фотографии предоставлены пресс-службой театра. Напомним, что фестиваль продолжается. Ещё можно успеть на несколько интересных спектаклей:
