Оля Арбат о «Братьях Карамазовых» Польского театра

Оля Арбат о «Братьях Карамазовых» Польского театра

«Братья Карамазовы» Польского театра: деспот, требовательный к себе


«Братья Карамазовы» Польского театра драмы из Вроцлава завершают новгородскую фестивальную неделю и вызывают у местных театралов диаметрально противоположные отзывы. И это прекрасно.

Трудности понимания единого посыла спектакля и разночтения генерируют новое поле уровней понимания Достоевского, подпитываемое проявляемой, но не удовлетворенной потребностью выяснить, употребляя раскольниковскую лексику, – «обыкновенный» я человек или «необыкновенный»?

Польские «Братья» Станислава Мельского четко и анатомично выверили: Достоевский может быть и таким. Серотонино-дофаминовое облучение вряд ли случилось от оваций зрителей – с этими нейромедиаторами шутки плохи, когда нет ни мотивации, ни шоколадки. Что-то происходит в головном мозге, когда тоска превращается в тепло, а пристальный интерес к разгадке человеческой души – в признание, что это исключено, ничего не выйдет.

Карамазовы, вопреки произведению Федора Михайловича, не били по нервным окончаниям и в живот, как этот было накануне у архангелогородцев в тех же «Братьях» на манер «Бойцовского клуба» Паланика. Или, напротив, колотили так, что удар был завуалирован в шелк и шепот, а нам, искушенным и не очень зрителям, оставалось только принять решение, как распорядиться тем, что было только что извлечено из глубин и горловища титанической сцены.

7lYDwqldro0

Поляки – звезды, и этого не скрывали. С появлением на сцене Федора Карамазова (Дариуш Береский) сцена новгородского театра, наконец, задышала, словно поцелуем встревоженное спящее дитя. Камердинер Григорий, роль которого исполнил сам режиссер, выходил на суд Дмитрия Карамазова так, будто его разбитое сердце – отцовское, и этому сердцу сейчас отрежут язык. Будто кровь сочилась из-под Грушенькиных пяток, когда она по-гусарски гарцевала, обнажая коленки, обувку и ликование безумия, исполняя «Сени мои, сени». Аграфена Александровна (Беата Шливинская) поначалу предстала блондинкой и молью, будто не нарочно выпросившая у собственного скудоумия толику риска не целовать барыне ручку. И тем изумительнее и живее было преображение героини, всецело сосредоточившей на взмахе дивных рук зрительный зал в финале первого отделения.

Лиза, которая шокирует мать Хохлакову восстанием из инвалидной коляски, — совершенно изумительная лгунья. Федор Михайлович в романе не скрывал нестабильность ее психики, но часто тщательно маскировал возраст. В романе Лизе четырнадцать – в соответствии с заявкой и ведет себя героиня Алисии Баран. Когда Алисия музицирует на скрипке, мы понимаем и улавливаем грань, на которой балансируют «взрослая» тяжелая ноша физической травмы и плутовская сущность подросткового хождения по мукам. Лиза задирает подол рясы Алеше, беззаветно и яростно целуется, кусается, дурит вовсю как ударник кабацкого фронта, и это — в оковах паралича. Лиза – полный нешаблон.

OErgkD5mOBk

Павел Смердяков (Себастьян Рысь) у поляков очень симпатичный. Трагический бледный, черноусый, чертовски красивый молодой мужчина. Он и самоубийство совершил по-вампирски элегантно. В этом ему оказывал помощь персонаж многоликой Ивоны Станкевич, которая царственно перемещается в пространстве спектакля на крыльях вуали – то белых, то черных – в образе Дьявола, Смерти и Ангела.

Кажется, лицо Ивоны будет видно за тысячи метров, снов и опорожненных шкаликов водки – таково роковое бесстрастное и ледяное лицо героини, которая с самого начала задает тон невероятно концентрированной, обстоятельной важности происходящего здесь и сейчас. Ей это удается: мы, не упуская деталей, смотрим спектакль, когда между секундами проходят – недели, а дни пролетают в миг.

Лица, театральные лица этого спектакля, очень хороши – мейкап добавил штрих, который при всей выдержанности дизайна сцены и мультимедийных проекций подчеркнул, как монолитен и внутренне деспотически требователен спектакль сам к себе: ни единого упущения, как будто за этим скрывается страшная тайна.

yxOzU0UyE8E

По замыслу режиссера зрители увидели субтитры там, где они были необходимы более всего, плюс – наименования глав и сцен. Часть зрителей задалась вопросом: где же перевод и не даром ли куплены билеты. Не даром. Мы находимся в театре, а не на пункте приемки работы лифтов, которые, кстати, почти целый месяц не может ввести в строй новгородский фонд капитального ремонта в многоквартирных домах Западного района. И это, действительно, страшно и, мягко говоря, некомфортно: в дачный сезон на восьмидесятилетней хребтине поднимать на девятый этаж кабачки и картошку.

Но театр – не сфера жилищно-коммунального хозяйства. Нельзя мерить и судить потребительски по принципу: мы заплатили. Рассуждая в этой системе координат, нужно трясти дисклеймер, например, с администрации Лувра, которая не предупреждает посетителей музея, что Мону Лизу будет увидеть проблематично из-за невероятного потока туристов, а еще – Бог мой! – размеры полотна совершенно не коррелируют с физическими масштабами в голове у невежд: Джоконда — маленькая!

2oQnqzJmzLI

Текст «Братьев Карамазовых» необходимо прочесть и знать: поляки не в силах обеспечить литературный минимум каждому, да и странно, если бы спектакль ставил перед собой педагогическую задачу.

Пьеса не обязана быть понятной, доступной, удобно рассевшейся банальной клушей в сознании тех, кому не понятно и недоступно. Мы увидели цельное, масштабное решение замысла романа, детективный элемент которого конкурирует с убийствами Агаты Кристи, а гуманистическая идея раскрывается без побрякушек и кликушества.

Польский театр богат, да, это видно, и в некоторой степени – повод для зависти. Это как идти по свеженькой набережной Москвы-реки, где в каждом кирпиче чувствуется присутствие денег, а затем приезжать на улицу, чумазую и непроходную, в новгородском микрорайоне. И злиться, и ненавидеть москвичей за этот безупречный и незаслуженный кусок тротуара. Но мне кажется, что мы должны достойно переносить сравнение не в свою пользу, поэтому что это – путь наверх, к свету.

Финский режиссер Яри Юутинен, говорящий на английском, поставивший совместно с новгородским драмтеатром «Der spieler» («Игрок») с интересом смотрел польских «Братьев» от и до. Подумалось, что его спектакль, который презентовал фестиваль, до обидного был не иллюстративно беден, а тенденциозно. По моему мнению, финну просто не дали сделать спектакль так, чтобы режиссер чувствовал профпригодность как дополнительное качество, а основное – полководец, бомбардир зрительских сердец.

EYsOMoJVaFY

Так все-таки кто на самом деле совершил преступление? Если у архангельского театра этот вопрос решается в эстетике Агот Кристоф и ее «Толстой тетради» с нагромождением противоречивых, обнуляющих друг друга смыслов и иллюстраций (например, интерьер со стороны запада украшает рогатый черт, северную сторону – картина «Девушка с жемчужной сережкой», а восточную – рассекающие свет опущенные шторы), то режиссер Польского театра прямо изобличил преступника. Именно эта линейная прямота смущает, когда идет внутренний поиск ответственного за преступление.

Братья Карамазовы не имеют двойников и все не похожи, но Станислав Мельский обогащает образ персонажа Федора Павловича неочевидными чертами старца Зосимы. Возможно ли, чтобы плут, пьяница и просто ненадежный человек имел в душе луч света в ноябре? Все говорит нам о том, что это неестественно, необратимые процессы разрушения карамазовской души возведены на новый уровень целого явления карамазовщины, и это не искупить Митиной каторгой. А, между тем, противный персонаж старшего Карамазова имеет что-то от старца. Старики не критично различаются по возрасту: разница всего в десять лет. По-разному, но оба завершают земной путь.

Da

Мне кажется, что, режиссер, избавив нас от концовки, связанной с похоронами Илюши Снегирева, которая учитывает фактологию личной жизни Федора Михайловича, общность Зосимы и Карамазова заключил и свел в образе самого Достоевского, который не мог не наделить элементами личных черт любимых героев. Да, эта любовь условная и вынужденная, но она венчает финал литературной и земной жизни автора. И спектакль становится наглядным обращением то ли в бездну, то ли в будущность, что, если хорошенько присмотреться, в общем – одно и то же.

Фото: Сергей Гриднев

Комментарии

Алина Лиса
14:15 11.11.2018

замечательная статья и прочтение спектакля. Не понимаю скандала с субтитрами — они же были, ну технические сложности любого фестиваля бывают, но роман-то известный.Кажется, уж новгородцы именно должны знать достоевского и субтитры только подпорка для знающих сюжет. А статья очень хорошо разобрала увиденное. спасибо

Написать комментарий

Дорогие читатели!

Мы приветствуем ваши интересные и непредвзятые точки зрения. Однако призываем проявлять уважение и терпимость друг к другу. Оставляйте комментарии в рамках законодательства РФ. Нецензурные выражения будут удаляться модераторами
Ваш комментарий отправлен на модерацию.
Комментарий станет доступен после его одобрения.
Ваш комментарий будет доступен после проверки модератором.
Редакция оставляет за собой право на публикацию комментариев.