Наталья Александровна Курицына: «Моей мечтой было попасть на фронт»

Наталье Александровне Курицыной в сентябре исполнится 94 года. Она всю Великую Отечественную войну работала на фронте в госпиталях. В 1941 году юная девушка, получившая нравственное и религиозное воспитание, увлекающаяся музыкой и иностранными языками мечтала помогать на войне. Её папа – механик на судоремонтном заводе, мама – учительница. Наталья Курицына с раннего детства очень любит читать, и не расстаётся с книгой до сих пор. Ещё при поступлении в школу она уже была знакома с «Томом Сойером». После войны Наталья Александровна около 20 лет проработала завучем в школе №11 (теперь это гимназия «Новоскул»). На каждый праздник – День учителя, День Победы – старшеклассники приходят к ней в гости. Пришли в гости и мы — журналисты.

— Каким для вас было известие 22 июня 1941 года?

— Я находилась в это время Новгороде, хотя была студенткой Ленинградского политехнического института. Известие о начале войны не было для нашей семьи такой уж неожиданностью. Более того – мы готовились к этому. Дядя работал в генеральном штабе Ленинградского округа, который каждый год летом с семьёй приезжал к нам, и вот сказал, что в этом году не приедет. И было тогда предчувствие войны. Когда утром 22 июня по репродуктору объявили, что началась война, мы – комсомолки побежали в райком партии предложить свою помощь. Мы же были такие горячие патриоты. Нас взяли в госпиталь.

— Я правильно понимаю – у вас никакого медицинского образования не было?

— Конечно, не было. Нам просто хотелось помогать – надо же было проявить свою энергию и патриотизм. Первое, что мы делали в госпитале – набивали соломой матрасы и носили кровати в палаты. Очень скоро к нам начали поступать раненные пограничники. А в начале июля уже начались налёты на Новгород, и мы раненных бойцов таскали с третьего-четвертого этажа в бомбоубежище. Такая была работа – ухаживали за ребятами, помогали их кормить. А когда стали сильно бомбить, нам выдали специальные пропуски, на которых было написано «сестра» – в другой госпиталь я попала, в том числе, благодаря этому пропуску. Когда в августе Новгород готовился к приходу врага, сотрудники госпиталя уезжали в тыл и звали с собой, но меня это не устраивало – я хотела на фронт. Нашу семью – маму, брата, тётю и меня – вывезли в Большие Дорки.

— Эвакуация была организованная, или же это было больше похоже на панику?

— Не думаю, что было хорошо организовано. Я уходила из Новгорода 12 августа – немного раньше, чем началась полная эвакуация, но когда город уже начинал гореть. В тот период я пешком ходила из Дорок в Новгород за хлебом, потому что я в семье была самая рабочая сила. Мой отец – водник – был мобилизованный при пароходах, которые базировались в Антонове. И когда я в середине августа пришла в очередной раз в Новгород, папа меня нашёл и предупредил, чтобы я уходила, потому что скоро взорвут мост. Вечером по Московскому шоссе шёл поток эвакуированных, кто на лошадях, кто и с тележкой, и я как 18-летняя дурочка – в босоножках на каблуках и в модной бархатной кофточке. А над шоссе всё это время шли воздушные бои. Я такую эвакуацию видела.

Когда перекрыли Октябрьскую железную дорогу, тогда сказали эвакуироваться уже из Дорок. Самое страшное было перейти эту дорогу, потому что её всегда бомбили. Шли пешком вдоль Мсты и дошли до Любытина.

— Как быстро вы привыкли к бомбёжкам и можно ли к этому привыкнуть?

— Первая бомбёжка была 9 июля. Снаряд упал на улице Славной, и мы с подругой Зоей побежали смотреть воронки. А потом, наверное, привыкли.

Был хорошо запомнившийся случай: у меня в Новгороде тогда осталась бабушка – её не сумели вывести. Стариков свезли в подвал церкви Климента, дали хлеба. Родственники пытались вытащить её оттуда, но их уже не выпустили из города. И бабушка там так и умерла.

— Как сложилась ваша жизнь затем, в Любытине?

— Мама была учительницей русского языка и литературы – её сразу взяли в школу. Нам дали комнату в том здании, где сейчас военкомат. Другие учителя нам дали некоторые вещи: кто подушку, кто чашку, кто ложку. Кое-что мы принесли с собой, мама была умнее и взяла зимнее пальто – мы под ним потом спали. Конечно, голодно было. Что-то давали эвакуированным, но у нас денег не было. Сыр стоил 50 рублей.

В Любытине мы пробыли до середины октября, я точно помню, потому что 25 октября я поступила в госпиталь. Он в это время переехал в учительские дома.

Я очень удивилась, но мама меня отпустила на фронт – моей мечтой было попасть туда. Так сказать, идея-фикс. Я б свою дочку не отпустила. 25 октября шёл снег, я проводила свою семью – они эвакуировались севернее, в Анциферово. В ту мглу, с этими платками и одеждами, мне казалось, что мама уже старая, а ей было 50 лет.

В госпитале мне дали хлеба 500 грамм, и я скорее понесла его родным, потому что хлеба мы не видели. В Любытине я осталась одна. В госпитале меня почему-то сразу взяли в перевязочную.

— Обмундирование дали?

— Нет. Я же не военнообязанная. Считалась сандружинницей, а такой штатной единицы не было. Поскольку в Малой Вишере уже шли серьёзные бои, в деревню Пилюшня собирали передовой отряд врачей и санитаров. Мой будущий муж, Юлий Фёдорович, был командиром отделения, которое обеспечивало нам дорогу. В его распоряжении было 15 машин для эвакуации. В медотряде мне поручили хозяйственную часть, бельё. Вёсёлый молодой человек всё время вился вокруг меня. Он был мой покровитель, защищал от всех опасностей и скрасил мои военные годы. А в перевязочной первый мой пациент был молодой мальчишка с ранением в ягодицы.

Было очень много крови, засохших бинтов, которые я с него снимала. Никакой брезгливости не было, ни к крови, ни к гною. Все четыре года я любила эту работу. И терпеть не могла дежурить в палатах, ухаживать – я не ласковый человек от природы. С самого первого пациента я начала приглядываться и изучать наложение бинтов. А Юлий научил меняя делать уколы пустым шприцом ему в живот. Он говорил, что это самое неболезненное место. Он очень хорошо знал анатомию – врач от Бога. Меня очень заинтересовала медицина, я стала читать книги по полевой хирургии.

— Как работали в госпитале?

— После Пилюшни мы попали в Новоселицы – там был очень большой поток раненных. 23 февраля 1942 года мы уже были там. Работали по 18 часов в перевязочной, сутки в палате дежурными, а после шести часов сон. Там я всему научилась и работала как медсестра. Сложных операций было не много, но когда делали, держали лампу-керосинку вручную. Это была такая пытка – держать её. Зимой ничего из одежды мне было не положено, шинелью поделилась медсёстра. А спали мы в землянке в мешках. На утро голова примерзала.

— И не болели?

— Нет, никто не болел.

— Во время боев в «долине смерти» далеко ваш лагерь находился?

— Я плохо ориентируюсь в географии. Но минные обстрелы с воем летели через нас. Коридор постоянно перекрывался, иногда были проблемы с доставкой питания. Но в госпитале серьёзных перебоев с доставкой еды и медикаментов не было, а вот среди раненных к нам много дистрофиков поступало.

— К чему тяжелее всего было привыкнуть на войне?

— Когда к Мясному Бору перекрыли дорогу, тогда и снабжение кончилось. Давали два раза в день по сухарю и была баланда из манки. Тут было тяжело. А весной в лесу снова стало огромное количество раненных. В госпитале было только 200 коек, а раненных две тысячи. Они лежали прямо на земле, кормежки им не хватало. В ночь на 30 мая 1942 года мы выходили из Мясного Бора, потому что пришёл приказ – всех женщин вывезти.

Черёмуха цвела – такая красота вокруг, а раненные ремни варили. Старались их вывозить по узкоколейке, но не всегда удавалось. У нас была очень мужественная девушка. Она вывозила раненных на дрезине – кто-то не доезжал. Когда мы шли по долине смерти в конце мая, нас спасало болото – мало осколков летело, между кочками мы лежали: тут и немцы, тут и русские. Кто-то из солдатиков просит «сестрица, попить дай», а я могу только головной убор выжать от моховой воды, да и сама подняться боишься.

Да, иной раз такая бомбёжка была, что головы не поднять. Потом мы всё-таки вышли к Волхову. Я не помню, как нас переправляли через берег в районе Шевелёва. Но на том берегу нас ждал госпиталь.

Поскольку я была санитаркой, меня назначили в сыпо-тифозную палату. И вот, я иду удручённая по коридору – не люблю ведь ухаживать – а на встречу попался хирург из нашего старого госпиталя. Он и перевёл меня в перевязочную. Рядом располагались конники, и вечером, когда не было бомбёжек, у нас устраивали танцы. А Юлий работал рядом при штабе армии и каждую ночь за 10 км приходил ко мне.

— А конники приезжали – как на них внимание не обратить?

— А кто вам сказал, что я не обращала? И танцы были, но будущий муж не возражал, понимал – что ж мне дома сидеть? Вообще, сначала я не собиралась замуж за Юлия, у меня раньше был школьный друг, но наши отношения распались. Мы поженились в 1944 году. Я так не хотела быть Курицына, но пришлось, а по девичьей я Козлова.

— Как дальше ваша судьба сложилась?

— Я решила закончить школу медсестёр. Такая была рядом в селе Парахино. Сдала экстерном на отлично, ведь мы с полей были лучше подготовлены, чем местные ученицы. Сразу окуловский военкомат нас оформил как военнослужащих. Я получила старшину медицинской службы. Ну и всю зиму я проработала там.

Потом в 1943 году сменила несколько госпиталей, двигаясь по фронтам. В 1944 году была страшная весна, такие ливни – нам надо было пересечь Южную Украину и Бессарабию, а машины не шли. Мы пешком с инструментарием за плечами шли по 30 км в день. Ночью шли по верёвке, чтоб не заблудиться, потому что ночи были очень тёмные. Дошли до Молдавии в город Скулень. Тут нас сильно обстреливали днём. Там мы довольно долго были. Одна отчаянная девушка, Мария Репина, которая вывозила раненных на дрезине, отличилась и там, и получила Орден Славы.

— А у вас какие награды есть?

— У меня Орден Отечественной войны, за заслуги… А остальные за взятие городов.

— До Берлина дошли?

— Нет, мы шли в другом направлении, в Лейпциг. На нашем пути была армия власовцев. И когда Германия подписала акт капитуляции, они не сдались. А когда 9 мая поднялся шум, крики, стрельба – мы думали власовцы на нас напали, а это оказались крики счастья. 9 мая мы были в Кольфурте.

← «53 секунды»: Торжественное захоронение останков погибших воинов в деревне Мясной Бор