Виктор Кутковой: «Творчество – это таинственная встреча человека с Творцом»

Некоторые верующие считают, что молиться лучше на старинные, намоленные иконы, чем на современные. Так ли это? И можно ли икону рассматривать как произведение искусства, ведь древние образы можно встретить не только в храмах, но и в музеях? Об этом и много другом читателям «53 новостей» рассказал кандидат философских наук, член Союза художников России, иконописец Виктор Кутковой.

Иконы Виктора Куткового можно видеть в храмах Великого Новгорода. Так, вместе с супругой Ниной Кутковой он написал иконостасы для малого Покровского храма и церкви свв. бессребреников Космы и Дамиана. Кроме того, иконопись Кутковых находится в храмах Москвы, Подмосковья, Санкт-Петербурга, Бежецка, Ставропольского края, Старой Руссы, а также в православных храмах Голландии, Соединенных Штатов Америки, Швеции, Южной Африки и других стран.

Виктор Кутковой является почетным членом Санкт-Петербургского научно-исследовательского института православной иконологии. Его статьи встречаются на многих сайтах, изданы в различных отечественных и зарубежных журналах. Наш собеседник — автор пяти монографий по философии иконы и свыше 60 научных статей.

Корреспондент сетевого издания побеседовала с иконописцем в его мастерской, из окна которой открывался прекрасный внутренний вид Десятинного монастыря. На стенах мастерской художника — несколько картин: разделенный крестом диптих «Промчался ветер вдоль Земли Обетованной», сложная композиция «Купина неопалимая», замысловатое полотно с расписанной рамой «Дорога домой»…

Виктор Семенович немного рассказал о создании этих произведений. Так, картина «Купина неопалимая» была написана в 2002 году в память о близких художниках, ушедших в мир иной, и об иконах, навсегда утраченных во время гонений и войн.

— Верхняя часть композиции писана по старой «лысой» доске из заброшенного храма, которую мне подарил мой старший товарищ, известный новгородский реставратор Василий Макарович Чехонадский, к сожалению, давно умерший. Доска долго у меня лежала, поскольку ветхое состояние не позволяло создать на ней икону. Хотелось как-то использовать этот артефакт, а как – я не знал.

Наконец, замысел созрел: мы с женой написали по дереву, битому временем, образ вселенной. А нижняя часть картины выполнена на новой доске, и здесь разворачивается сюжет Неопалимой купины. Вы спрашиваете об особенности иконы как таковой? Её путь сакрален. В старину сильно обветшавшие образы не принято было выбрасывать – их сжигали или сплавляли по реке. И сейчас раз в 10 лет в Константинополе Патриарх варит святое миро в специальной печи на пламени иконных досок, когда-то хранивших священные изображения, – рассказал Виктор Семенович.

Иконописец подчеркнул: в православии не принято приписывать каких-либо магических свойств материалам:

— Догмат, принятый на Седьмой Вселенском соборе, гласит: честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу. К иконе следует относиться как к визуальному выражению православной веры. Неслучайно упомянутый Собор приравнял икону к кресту. Как говорили отцы Собора, то, что написано в Евангелии чернилами, иконописец пишет красками на доске.

Уважительное отношение к сакральному образу сегодня появляется в тех конфессиях, которые в прошлом считали иконы идолами. Недавно католический еженедельник Tablet сообщил: немецкие протестанты выразили сожаление в связи с уничтожением икон, статуй, алтарей и литургического убранства католических храмов во время Реформации и принесли извинения за действия своих единоверцев в прошлом.

На Западе в некоторых протестантских общинах, особенно у англикан, не редкость русские и греческие православные иконы. Лет 15–20 назад архиепископ Кентерберийский признавался, что молится на образы русского письма. А небезызвестный принц Чарльз заказал для себя иконы у московского изографа Сергея Федорова.

Первую икону Виктор Кутковой написал в 80-х годах, после того как крестили дочь.

Тогда в качестве благодарности он преподнес священнику собственноручную копию новгородской иконы Иоанна Златоуста. Батюшке подарок понравился, и он благословил художника на дальнейшее писание икон.

— Виктор Семенович, известно, что создание иконы — работа сложная и требует от художника серьезной подготовки, прежде всего в духовном плане. В чем особенность создания образа?

— Истинно православной иконы нет без канона. Существует три его уровня: первый – это стабильное «ядро» – то есть богословско-догматические положения, касающиеся представлений о мире и вере; второй уровень – система принципов создания живописного образа, порождаемая первым уровнем и отраженная преимущественно в формуле «по образу и подобию» (чем и продиктована относительная повторяемость иконографических образцов); третий уровень – система профессиональных и технических приемов, предшествующая созданию образа — пост, молитва, исповедь иконника, изучение им священных текстов, иконописных подлинников, особая специфика подготовки материалов.

Поэтому иконописец должен быть богословом. И без серьезной подготовки, без усердных молитв он им стать не может.

Я принципиальный противник того, чтобы иконописью занимались дети, а сейчас такая практика почему-то стала весьма распространена. Ничего хорошего из этого получиться не может. Не случайно же нет ни одного древнего документального подтверждения тому, что раньше иконописью занимались дети. Вы встречали выражение «детская икона» в каком-либо древнерусском тексте? Я четверть века профессионально занимаюсь медиевистикой и до сих пор ничего похожего не встречал. Ребятишки лишь помогали иконописцам растирать краски, а наиболее одаренным из них под строгим наблюдением поручали несложные операции непосредственно в процессе иконописания. Причина одна: икона пишется духовным опытом человека.

Каждый цвет в иконе имеет свое символическое значение. В основном здесь преобладают чистые цвета – голубые, зеленые, красные, желтые. К слову, у древних иконописцев практически не существовало палитры. Если нужно было смешать те или иные цвета, то сначала писали одним цветом, а сверху накладывали другой, так, чтобы сквозь верхний слой просвечивал нижний. Это давало глубину и защищало краски от их химической реакции.

Например, если я снизу положу желтый цвет, а сверху – полупрозрачный синий, то получу зеленый, но при этом краски не будут вступать друг с другом в химическую реакцию, как при смешивании. Вместо этого мы приобретем интересный стереоэффект. Поэтому в иконе практически никогда не было сложных синтетических цветов, и мы сегодня восторгаемся яркими, праздничными по духу иконами. Что не упраздняло очень тонких колористических отношений.

— Одним из выдающихся русских иконописцев является Андрей Рублев. Его иконы почитают православные, а также изучают историки, искусствоведы. Может ли икона стать предметом научного изучения?

— Для современной науки не существует преград. Но сделаю одно замечание. Синодальный и советский исторические периоды свели иконопись на уровень чуть ли ни мирского искусства. А это фактически ересь. Икона – не просто искусство, а наглядное выражение литургии или домашних молитв, коль она находится в Красном углу.

Искусство Андрея Рублева заключается в его глубочайшей духовности. Преподобный Андрей прозревал Царство Небесное, невообразимым способом умел найти соответствующие изобразительные эквиваленты и отразить Небо на отлевкашенной доске, то Небо, на которое уводит молящегося литургия. При этом иконописец не отступал от канонов. Наоборот, они ощутимо помогали ему.

Отмечу, что канон – не шаблон и не препятствие в работе иконописца.

Любое великое искусство – античное греческое, древнеегипетское, древнекитайское – всегда имело свои каноны. Так, статуе «Дорифор», изваянной известным древнегреческим скульптором Поликлетом, даже дали второе название «Канон».

Канон – это особый язык, а не «дежурный» набор определенных приемов. Как в русском языке есть свои правила, позволяющие нам общаться и понимать друг друга, так и в иконописи тоже есть своя неотменимая грамота.

— Может ли иконописец выразить себя в иконе?

— Разумеется. Мы отчетливо видим: иконы Андрея Рублева отличаются от икон, созданных другим великим русским иконописцем Феофаном Греком. Надо лишь не путать индивидуальные особенности их почерков с большим стилем, внутри которого работали оба гения. Именно наличие единого большого стиля (нельзя путать его с каноном) позволяло Андрею Рублеву успешно трудиться вместе с Феофаном Греком над иконостасом церкви Благовещения в московском Кремле. Играл здесь свою роль, разумеется, и канон.

В дальнейшем, до конца жизни оставшись на Руси, опытный Феофан Грек заметно «дрейфует» в сторону мировидения молодого Рублева. Феофан, будучи сам исихастом (исихазм – целое духовное направление в православии), явно видел совершенство молодого инока, тоже исихаста.

Но и для Рублева опыт общения с Феофаном не прошел напрасно: он позаимствовал от Грека творческую смелость, но знал меру и никогда не переходил грань дозволенного каноном.

— Иконописец работает с определенным набором цветов. Как можно расшифровать древнюю цветовую символику?

— Эта тема требует отдельного разговора. В противном случае можно скатиться в примитивную поверхностность. Но все-таки попробую сказать и по-возможности кратко. Начну с того, что в древности цвета понимали совершенно иначе, чем сейчас.

Возьмем для примера наследие Андрея Рублева. Гениального иконописца занимала идея передачи света через цвет. Дело в том, что свет в парадигме православия противостоит тьме, отсюда он – главная богословская и эстетическая категория в Средневековье. Достаточно обратиться к трудам преподобного Симеона Нового Богослова, жившего в X веке. В «Гимнах» этот самый солнечный православный мистик описал свои встречи со Христом.

Но у Симеона мы не найдем антропоморфного описания Спасителя. Речь идет только о световых впечатлениях; причем, не в пространственных, а именно в световых категориях преподобный представил свой неотмирный опыт.

И неважно, был ли знаком Андрей Рублев с трудами Симеона Нового Богослова, достаточно того, что иконописец был исихастом. Почему в своем творчестве он и использует как раз идею света. Если внимательно посмотреть, то его знаменитая икона «Пресвятая Троица» выглядит неким мистическим световым окном, в метафорическом смысле, конечно.

У древнерусского человека мышление было цветное. Например, негра нарекали синцом. А разве негры синие? Конечно, нет. Русичи синим называли всё сияющее темным наблеском. В просторечии синяк не случайно и сегодня – «фонарь», но он ведь багровый, а не синий.

Черный же всегда понимался цветом ада. Поэтому коней, например, наши предки живописали не черными, а синими. Ибо кони никогда не связывались с адом.

Зеленый в сознании средневековых людей означал «молодой», «играющий», «цветущий, как весна». Поэтому мы до сих пор говорим «зеленая молодежь», «зелено вино», ведь вино бурлит, играет, оно наполнено энергией. А значит – светом, ибо и свет есть энергия, и энергия – свет.

Важно было обозначить не цвет самой вещи, а ее существенные характеристики: светимость и яркость (зеленый и синий) или отсутствие этого качества.

Красный цвет в отличие от черного в своих значениях очень разнообразен. На иконах он выступает символом мученичества — у мучеников, в частности, у Георгия Победоносца, плащ всегда красный. Красным пишется облачение Евы, когда Христос выводит ее и Адама из ада, и тогда красный свидетельствует о примирении с Богом согрешившего человечества.

Красный цвет — еще и символ Божественного дара, благодати. Неслучайно киноварью живописали лапы, крылья, голову змия – того, которого поражает Георгий Победоносец. Бог ведь раздает свои дары безвозвратно, на что, собственно, и намекает киноварь при изображении этого князя ада. Дар свободы выбора у него никто не отнимал. Соединение красным цветом воедино головы, крыльев и лап основывается на потенциальной возможности: «Куда хочу, туда ползу и лечу».

— Вы как-то пытаетесь выразить себя в иконописи?

— Церковное творчество отличается от мирского тем, что иконописец должен выражать не себя, а церковное вероучение. И чем он это делает выразительней и точней, тем больше «выражает себя».

Икону человек творит вместе с Богом. Ведь каждая икона, несмотря на ее «возраст» свята, поскольку иконное изображение напрямую связано с тем, кто изображен. Изограф призван подчинить свою волю воле Господа, и только тогда он обретает подлинную свободу. Это называется синергией. Она вовсе не означает, что моей рукой в прямом смысле водит Бог, нет. Процесс творчества – это таинственная встреча человека с истинным Творцом всего сущего. И к этой встрече иконописец должен тщательно подготовиться, прежде всего, подготовить свой дух, а с ним душу и даже тело.

Лет 25 тому назад, во время работы над образом апостола Павла в иконе «Евхаристия», я испытал невероятный творческий подъем — так легко, свободно, красиво все получалось. И я допустил мысль, что это, наверное, добытое трудом мое мастерство… и тут же был наказан. Остальные апостольские образы уже давались через муки, былая легкость словно испарилась.

Для любого изографа особая честь – писать Спасителя. Это большая радость и большая ответственность. Если человек сотворен по образу и подобию Божиему, то как же такой образ не писать со страхом Божиим и в то же время с настоящей радостью!

— Есть ли разница между старинными намоленными иконами и современными?

— Я уже говорил, для православного человека каждая икона свята, особенно каноничная. Икона обращает невидимый небесный мир в видимый. Она открывает нам глаза. Связывает нас (через нанесенное имя) с Христом и Его друзьями – святыми. Потому мистически посредствует между человеком и Богом. В обратном направлении через икону человеку дается благодать, а с нею и чудеса знамений, исцелений, даже наказаний.

Когда мы заходим в лес, то легче и удобней всего передвигаться по протоптанным до нас тропинкам, не правда ли? Вот и старинные намоленные иконы являются для нас такими же надежными «тропинками» к Божественной благодати, потому на них легче молиться, чем на современные. Но с точки зрения догматики никакой разницы между старыми и новыми иконами нет и быть не может.

Сейчас некоторые древние памятники находятся в музеях. Конечно, за ними должны присматривать специалисты, но ведь создавались образы для храмов, для молитвы, а не для того, чтобы на них любой посетитель праздно «глазел».

Вы спросите: где выход? На мой взгляд, идеально эта проблема решена в Третьяковской галерее: там икона Владимирской Божией Матери находится в храме при музее. За физическим состоянием образа (кстати, он издревле считается палладиумом нашего государства) следят опытнейшие реставраторы, и в то же время для верующего человека всегда есть возможность беспрепятственно помолиться.

Фото Александра Соловьева, из архива Виктора Куткового и с сайта http://icon-art.narod.ru/kut/kut.htm 

← Игорь Авшаров: «На форуме ОНФ было так: если ты идешь с проблемой, то предлагай варианты ее решения»